Наследники Скорби (СИ) - Страница 61

— Цитадель может вовсе не брать с вас денег за оберегание, — тем временем сказал ратоборец, надеясь, что со стороны не видно, как он покачнулся, ощутив плечом многопудовую ношу.

— Как так? — удивился Крес, чуя подвох.

— Если вы согласитесь, Цитадель перестанет взимать серебро за работу Осененных. И защиту получат все, даже последние бедняки. Обережной чертой обнесем каждое поселение, каждую весь, каждую заимку. Но за то каждую зиму по санному пути будут приходить в Цитадель обозы с оброком. Десятую долю прибытка с каждого двора будешь собирать и отряжать сюда, в Крепость. Старосты снимут десятину всяк со своих. Без утайки, без лукавства. Узнаю, что хоть плешивую кунью шкурку утаили, самолично приеду головы сечь.

Ходоки переглядывались. Десятина. Кусище немалый, но посильный. Всякому посильный. Вот только…

— А какую защиту упредишь за этот оброк людям? — быстро спросил Корислав. — За десятину, что ж каждый двор сможет обережника позвать, буде понадобится?

— Каждый. Оградительная черта, помощь целителя в родах или детской хвори, с которой не справляются травницы и знахарки, провожание поезда торгового до места, упокаивание мертвых. Все, что сверх — уже за отдельную плату. Может жене твоей притирок захочется, чтоб лицом моложе девки красной стать? За такое уж ты из своего кармана платить будешь.

Ходоки усмехались в бороды.

— Но это не все, — продолжил Клесх. — Еще вы, посадники, при каждом городе срубите детинец. И туда на выучку ратоборцу отдадите по крепкому неженатому парню возрастом от шестнадцати до семнадцати весен с каждого двора в обучение. Ежели осиротеют в городе какие дети — их туда же определяйте, а не в закуп. Еще найдите десяток волкодавов. И чтоб псарня была при каждом детинце. Сверх того отправь ребятишек. Пусть наловят сорок для сорочатника. Птиц по двадцать.

Глаза Корислава и его спутников начали округляться, но обережник не дал мужчинам разразиться вопросами:

— Деревянная крепость будет для вашей защиты поставлена. Сам видишь — ратоборцу одному не по силам город оберегать. Рук не хватает. Будет учить ребят, будет водить на облавы, будет собак на след натаскивать. Да. Еще. Тех, кому и десятину платить невмочь — присылай в Цитадель. Здесь им найдется работа.

Когда ратоборец, наконец, замолчал, в горнице повисла тишина.

Посадники осмысливали услышанное, прикидывая выгоды и потери. Креффы молчаливо переглядывались. Однако Нэд впервые был на стороне Клесха, о чем весьма ясно дал понять. Поэтому насельники Цитадели старались, ничем не выказать удивления, чтобы их смятения не заметили гости.

Наконец, один из мужчин с широким поясом старосты поперек упругого живота сказал:

— Ты, обережник, говоришь за Главу?

— Я говорю с его согласия, — ратоборец кивнул на переброшенный через плечо пояс. — Послухов тут достаточно. От обещанного Цитадель не откажется.

— Хвала.

Посадники загудели и теперь, глядя на их назад довольные лица, трудно было поверить, что эти самые люди еще четверть оборота назад глядели враждебно и хмуро и были готовы передраться со всеми креффами, лишь бы отстоять свою правду.

— Отдохните с дороги. Сходите в мыльни, вечером соберемся в трапезной, там и поговорим еще…

Мужчины закивали и один за другим покинули покой.

Обережники остались одни.

Клесх обернулся к Нэду и сказал, снимая с плеча тяжелый, гнущий его к полу пояс:

— Спасибо.

— Носи с честью, — ответил Глава, почувствовав, как в горле запершило.

Вот и все. Из грозного управителя станет он обычным стариком, будет хиреть, как Койра и Рэм, брюзжать… Тянулась жизнь и прошла. Ничего после себя не оставила. Ни радости, ни памяти. Только горечь и пустоту в душе. То-то Клесх, поди, ликует. Честь ему на три года раньше отошла. Но ратоборец протянул пояс прежнему его хозяину, снова того удивив, и сказал:

— Не по мне ноша. Тяжел слишком. Мне свой пока не жмет.

Нэд смотрел с недоверием. Клесх вздохнул, догадавшись, что тот снова его не понимает, и объяснил:

— Смотритель должен быть при Крепости. Чтобы все здесь держать хозяйской рукой. А я вряд ли тут задержусь. Одних разъездов, почитай, на год. Пока всех к делу приставишь, пока недовольных усмиришь…

Глава слушал и впервые испытывал благодарность к человеку, которого привык считать не иначе как помехой и укором собственной совести. Впервые осознал, что нечего ему с ним делить, потому как и впрямь хотел тот не самолюбие потешить, а удержать Крепость, не дать ей пасть от дурости насельников.

Поэтому, сглотнув ком, стоящий в горле, Нэд негромко, но твердо сказал:

— Без пояса ты никто. Обычный вой. Я тебе отдаю знак власти. Носи с честью. А Цитадели, чтоб стояла, прочно и посадника хватит. А уж кто им станет — тебе, Глава, выбирать.

И с этими словами отошел. Клесх положил пояс на стол. Звякнули медные чешуйки. Сколькие мужчины до него вздевали на себя это ярмо? И все ли мечтали о такой доле? Он не знал. Да то и не было важно. Однако, когда обережник застегивал тяжелый ремень, на миг поблазнилось, будто десятки невидимых глаз устремили пристальные взоры на него из темной вечности. По коже пробежал холодок.

Новоопоясанный Глава повернулся к креффам. Решение Нэда было похоже на злую насмешку, потому что всякий сидящий в этой горнице был старше Клесха. В душе они, вряд ли сразу примут его, поэтому Нэд оказался вдвойне прав, говоря о том, что в Цитадели должен остаться посадник. Прежде такого обычая не водилось, однако…