Наследники Скорби (СИ) - Страница 35

До самого вечера крефф провозился в лекарской. То обозник с щекой раздутой придет, то настоек надо в отдаленную весь отправить с оказией, то первогодки горшки с отварами побили. Так и пришлось выдрать, как следует, чтоб другой раз дурь придерживали.

Только когда стемнело целитель, прихватив с поварни нехитрый ужин, вернулся в свой покойчик. Налил в Рыжкину миску сливок, позвал беспутную, но та не вышла, предпочла отказаться от любимого лакомства, но с постылым лиходеем дел не иметь.

Светла все так же спала на сундуке. Целитель набросил на нее одеяло, закрыл на окнах ставни, не спеша разделся и вытянулся на лавке, укрывшись тонким покрывалом. Он уже почти уснул, когда почувствовал, как на грудь бесцеремонно запрыгнула кошка. Потопталась, устраиваясь поудобнее, провезла хвостом по лицу и губам, тяжело рухнула, укладывая голову на лапы и принялась громко с надрывом урчать. "Простила, лукавая", — сквозь сон подумалось мужчине, и его рука привычно легла на пушистую спину.

Проснувшись утром, Ихтор не нашел скаженную в покойчике. Только Рыжка увлеченно гоняла по полу неровную глиняную бусину.

***

Ворота были распахнуты, от земли тянуло жаром, знойный воздух не колыхался, а только слабо дрожал. Каменная громада Цитадели казалась раскаленной, будто жерло печи. Путники въехали во двор Крепости в полдень. Клесх спешился, бросил поводья подбежавшему выучу и сказал Лесане:

— Заплечник бросишь — и к Нэду. Гляди, не копошись, он ждать не любит.

Девушка кивнула и наставник ушел.

Ведя свою лошадку в стойло, обережница оглядывалась. Диво, но она и впрямь чувствовала себя дома. Цитадель больше не казалась чужой и пугающей. Все здесь было знакомо до последнего камня, все хранило память. Пускай иной раз и страшную, но память. Да и мало что менялось тут. Снуют выучи, служки, в небе мелькают черные тени воронов. Все, как было года — столетия до этого, все, как продолжится века спустя.

Хотя…

Через двор, подобрав подол и сверкая голыми пятками, мчалась за рыжей кошкой чудная девка с кудлатой неубранной головой. Заметив обережницу, растрепа остановилась, вмиг утрачивая интерес к неведомо откуда взявшейся в Крепости кошке. Незнакомка замерла, подергала голубиное перышко, ниткой примотанное к спутанной пряди у виска, улыбнулась и подошла к Лесане. Глаза у чужинки были дикие — переливчатые, безумные.

— Здравствуй-здравствуй, родненькая, вот и возвратилась, да?

Выученица Клесха удивленно смотрела на скаженную, гадая, чего бы той с ней разговаривать, будто со старой знакомой, коли видятся они впервые?

— Здравствуй, — приветливо поздоровалась ратница. — Как звать тебя?

— Светлою. А ты согрелась, милая? Верно? Чутка совсем, — блаженная с необъяснимой усладой разглядывала девушку.

— Я и не зябла, — удивилась Лесана. — Лето ж на дворе.

— Лето, лето… — закивала блаженная. — Лето. Да только озябшая ты, как льдом скованная.

Обережница пожала плечами и запустила руку в скинутый со спины заплечник. Нашарила на дне медовый пряник и протянула его Светле:

— На вот, гостинец тебе. Полакомись.

— Мне? — безумные глаза удивленно распахнулись.

— Тебе, тебе, — улыбнулась девушка.

— Благодарствуй, зорька ясная, — дурочка чуть не в пояс поклонилась за подарок. — Пойду родного своего угощу.

И Светла, забыв про беззаботно распластавшуюся невдалеке кошку, которая лениво наблюдала за собеседницами, побежала куда-то вглубь крепости.

Лесана пожала плечами, и пошла своей дорогой.

На верхнем ярусе, возле покоя Нэда ее нагнал Клесх. Наставник успел сменить пропыленную одежду и теперь неодобрительно смотрел на выученицу.

— Хоть бы умылась с дороги, — сказал он.

— Ты ж велел не копошиться, — вспыхнула от досады послушница.

— За это время можно было коня вычистить, не то что одну девку тощую в лохани ополоснуть, — заметил мужчина.

— Я со скаженной говорила, а потом что-то… задумалась, — повинилась подопечная.

— Со скаженной? Важное дело, — сказал крефф и бросил через плечо: — И задумываться тоже иногда надо.

Вот ведь язык у него!

Нэд сидел за столом и читал крохотный свиток, по всей вероятности, принесенный сорокой. Оторвавшись от клочка бересты, Глава проворчал без злобы, а скорее по привычке:

— Ну, надо же. Вернулись. Года не прошло. Повидала родню? — смотритель поглядел на Лесану.

— Повидала, — ответила она.

— Хорошо приняли?

— Да, — по-прежнему спокойно ответила девушка, вспоминая косые взгляды и перешептывания родичей.

— Раз отдохнула, то давай, собирайся. Завтра обоз до Свиркова доведешь.

— Одна?! — против воли вырвалось у Лесаны.

И тут же глупая осеклась. Клесх прожег таким свирепым взглядом, что слова застряли в горле. Нэд сделал вид, будто не заметил, как смешалась недавняя выученица и сказал:

— Зачем одна? Со всеми старшими выучами и креффами. Можешь даже стряпуху прихватить, будет тебя в дороге кашу варить, — с каждым словом Глава скучнел лицом.

Обережница почувствовала, как кровь приливает к ушам и щекам. Стояла она посреди покоя дура-дурой, пунцово-красная, с отчаянно горящими ушами.

— Ступай, — смягчился Глава. — Старшего обоза в кузне найдешь.

Девушка кивнула и вышла, прикрыв за собой дверь.

Едва мужчины остались одни, Нэд отложил в сторону берестяной свиточек. Вздохнул.